Пятого декабря за день до намеченной встречи с читателями Приморского района, меня госпитализировали в Елизаветинскую больницу для срочного ремонта. За что приношу извинения читателям. Кстати, не так страшен ад, как его малюют. Я в больницах не бывал лет десять, а до этого лежал в 80-х, и вот что скажу: к худшему перемен нет за все эти годы, вдоль и поперек клятые. Зря нашу медицину ругают. Выстояла. Слишком большой запас прочности был у лучшей в мире массовой медицины. В СССР был дефицит высокотехнологичных услуг, а массовая медицина была, как нигде и никогда. Что ныне? Приличная государственная медицина капиталистического государства. В смысле бесплатного комфорта и еды все примерно на социалистическом уровне (чисто, спокойно, съедобно), зато технологии выше неизмеримо. Мне, конечно, повезло с территорией проживания, потому что в Елизаветинской больнице одно из лучших в стране отделений эндовидеоскопической хирургии, которым заведует доктор медицинских наук Рутенбург, многие врачи имеют ученые степени (в обычной городской больнице!). Огромное спасибо им всем, а также веселым сестричкам и санитаркам за неизменно хорошее настроение, которое понятно. Это в онкологии работать морально тяжело, а в отделении, где 100-процентная радикальная излечиваемость, должно быть приятно работать. За день делают капремонт организма! Приходит мужик на костылях, нога уже год как не разгибается в колене. В тот же день делают лапароскопическую операцию, на следующий день выписывают почти без ограничений. Пока я одну неделю лежал, палата дважды сменилась. Это не только оплачиваемая работа, но и постоянное делание хорошей кармы. Считаю, что медикам повезло по жизни.
Окоешники у меня поменялись трижды, все «коленники». Первый был молодой, лет восемнадцати, очень мелкий и злобный, как Румпельштильцхен, который был настолько полон зла, что разорвал самого себя на две части, взявшись за ноги. Уже на другой день после операции мой сосед Рудик бегал рысью по отделению, почему-то пригнувшись, и потому похожий на маленького черненького раптора. Злобный он был на страну, причем, по-укропски мелко, непримиримо, демонстративно. Сбивал в бесформенную кучу простыню и на этом кубле спал, как шавка. Санитарка перестелила, весело сказала:
— А дома мама перестилает?! Эх, ты…!
Вместо благодарности существо злобно огрызнулось:
— А кто виноват, что у вас простыни такие и что вы их стелить не умеете?!…
Пожилая санитарка поперхнулась. Простыни нормальные: чистые, белые, полноразмерные, непротертые, х/б со штампом. Она постели лет двадцать перестилает и никто не жаловался.
Ставит сестра укол на ночь.
— Что ты дергаешься, это ж обезболивающий, он безболезненный!
— А кто виноват, что вы уколы ставить не умеете?!…
— Что…?! – вымолвила сестра и больше не нашла слов.
Рудик содрал простыню, сбил ее в кубло, свернулся, поджав коленки к подбородку и вроде бы угомонился. Перед сном в палате возник короткий обмен мнениями и я высказался положительно о больнице и о медиках. Рудик, свернувшаяся от всего света улитка, так вскочил, что, казалось, его подбросила кровать:
— Ага!… Ага!… А на следующий год у кого рак, так все умрут! На двадцать процентов уменьшают финансирование медицины! Высокотехнологичная медицина будет только платной!
Ага! Да он не так прост, он заряжен! По некоммерческим организациям с иностранным финансированием, видимо, бегает, пригнувшись. Так и представляю его в питерской подворотне: мелкий, насупленный, взгляд вороватый, из подлобья…. Лучше бы нашей медицине помогли, чем таким, как Рудик. Хотя, конечно, знают, кому и за что дать. Тот еще носитель контента «лишь бы рашке было хуже». Случись «русский майдан», пойдет на любую провокацию, вплоть до стрельбы по своим, хотя этому чму не доверят, а вот слухи разбрасывать доверят охотно.
— Вот когда это будет, тогда и будете использовать, как аргумент, — парировал я, — А пока я вижу, что вам бесплатно ногу вылечили, сделав дорогостоящую высокотехнологичную операцию. Что невозможно в большинстве стран, включая западные демократии. Там, если платной страховки не имеешь, так и будешь хромать всю жизнь. Причем, страховка должна быть до травмы. А вам, официально безработному, полис по месту проживания выдали и денег не спросили за лечение. Благодарить надо, а не злобствовать.
Кстати, должен развеять слухи о наглых поборах в больницах. При мне только в одной палате двенадцать человек прооперировали и нормально вели до выписки без неприличных намеков, я тринадцатый. Три аппендицита, две грыжи, один варикоз, пять коленок, две холецистотомии (в т.ч. моя). Ни один ничего не платил, все по территориальным полисам, хотя налоги, судя по разговорам, едва ли два человека платят, да два глубоких пенсионера были, за восемьдесят, — и тоже ушли здоровые и довольные. Еще и требуют! Один дед, восемьдесят два года, заявил:
— Я согласие на операцию даю при одном условии: чтобы я еще двадцать лет поднимал по двадцать килограмм! У меня дача!
— На реке на озере работать будете на бульдозере! – весело сказал хирург, — Мы на вашу грыжу сеточку наложим! Никогда не порвется!
На другой день после операции дед уже бегал и ел, что хотел.
Практический вывод (хотя допускаю, что у кого-то может быть другой опыт): наша медицина до сих пор слишком хороша. Мы ее не заслуживаем. Большинство налоги не платят, а лечения требуют. А что касается хамства в больницах, то если вы сами не хамите, не требуете к себе особого внимания, улыбаетесь, даже если вам больно, выполняете все предписания, благодарите за каждую услугу, — и вам улыбаться будут. Люди – они везде люди. В больнице пристало терпеть, а не смердеть, как Рудик, который, я уверен, теперь будет долго рассказывать, как плохо его лечили, какие наглые санитарки, что сестры не умеют делать уколы, как в больнице грязно, что государство о нас не заботится и т.д. и т.п, — прямо противоположное тому, что было на самом деле.
Ну что поделать с тем что вы правы как всегда!