А.Шлецер выгодно отличается от многих норманистов, предпочитающих мнения «своих авторитетов» правде первоисточников и от антинорманистов, переиначивающих первоисточники. Упрекая последних, Шлецер пишет, что он 30 лет ждал, когда кто-нибудь из русских опубликует Нестора со своими комментариями. Он прав: вместо того, чтобы сочинять сказки, начиная с Гога и Магога, о том, как от Ноева племени пошло колено Иафетово, а от него «словене-славяне», надлежало опубликовать и самим откомментировать русский Временник, не отдавая на откуп иноземцам.
Русская летопись, — это источник, в сравнении с которым древние германские письменные источники представляют собой «бредни и сумасбродство исландских сказок» (Шлецер. Нестор, Т.1,С.1-6). Это отзыв Шлецера о сочинениях С.Стурлусона «Младшая Эдда» и «Беовульф».
Первая «бредовая» сказка вначале называлась «Эдда», причем, значение данного слова никто не знает. В кон.18-нач.19вв. после раскопок в копенгагенском архиве была составлена другая «Эдда», которую стали называть «Старшей», сочинение Стурлусона соответственно стало «Младшей Эддой». «Старшей Эдде», собранной, как собирают нищему рубаху, по лоскуту из разных латиноязычных рукописей, придумали другого исландского автора, жившего в конце 13в. Исландия – это такой край Земли, точнее «за-край», куда пангерманистам удобно прятать концы. Якобы, сочинил все это некий Сэмунд, но кто читал «Старшую Эдду», тот вряд ли согласится, что у нее может быть один автор: это совершенно разностилевая «солянка». С одной стороны, Исландия – место удобное, но возникает вопрос: если германцы – большой единый автохтонный европейский народ, почему ростки их культуры проросли так далеко и так поздно? У русских в то время великая европейская держава – Древнерусское государство – уже пережило расцвет и клонилось к закату, оставив великое культурное наследие.
Русский Временник старше на сто-сто пятьдесят лет обеих германских сказаний. Причем, это не набор сказок, а цельное историческое сочинение. А.Шлецер вообще не видит ему равных, ставя по достоверности выше даже Тита Ливия (там же, С.54).
Если бы Шлецер ознакомился со «Старшей Эддой», его мнение о германских древностях вряд ли могло улучшиться. «Старшая Эдда» – это собранный по отрывкам конгломерат невнятных сказок и поучений, непонятно по какому принципу составленный. Раздел, наиболее внятный – «Речи Высокого» — оставляет впечатление прозаического пересказа стихов иранских и арабских поэтов-менторов типа Омара Хайяма (11в.). Что, кстати, вполне возможно. К 13в. после испанской Реконкисты арабо-персидская поэзия уже гуляла по Европе, как ходячая мудрость. Арабы называли Хайяма «Великим» и «Высоким».
Другие отрывки еще невнятней, чем «Младшая Эдда». Это все, что германские ученые мужи смогли нарыть в своих архивах для доказательства своей древности и автохтонности. Изыскания ученых гиммлеровского «Наследия предков» ничего не добавили. По сути дела, немецкие ученые, собирая свои «древности», получили отрицательный результат, подтверждающий то, что выше написано о происхождении германцев: у этого народа общей древней истории нет вообще, в Европе в частности.
По мнению Шлецера, Нестор «заслуживает отменное почтение, поелику изображает» русских гораздо благоразумнее всех толико превозносимых греков (не говоря о молодых исландцах) в изображении мрачных их времен» (там же, С.XXIII)1 Б.Рыбаков считал, что это академик А.Шахматов установил факт двойного редактирования «Повести временных лет»: Сильвестром и племянником Мономаха. На самом деле это установил А.Шлецер (Б.Рыбаков. Рождение Руси, С.15; Шлецер. Нестор.Введение, отд.1, пф.6). Это необходимо отметить для восстановления справедливости, потому что вслед за академиком Рыбаковым все так и пишут.
Ввиду древности и достоверности русских хроник, Шлецер возмущается тем, как «Богемия, Польша, Пруссия начали с некоторого времени с жаром трудиться, чтобы пустоту в своих древнейших историях наполнить бреднями» (там же, пф.9).
А.Шлецер вводит новое географическое понятие «верхний север», включая: «Ютский полуостров, Данию, Норвегию, Исландию, Швецию, Финляндию и Лапландию; также и лежащие по эту сторону Балтийского моря: длинные германские берега, Пруссию, Польшу, Литву, Курляндию, Лифляндию, Эстляндию и Руссию в первоначальных ее границах» (Разд.2, пф.10). Обращает на себя внимание факт, что «Руссию в первоначальных ея границах» Шлецер сам помещает на южный берег Балтики, указывая Швецию отдельно на противоположном берегу. Тут Шлецер-географ вступает в противоречие со Шлецером-историком, который ниже уверяет, будто приглашенная русь Рюрик с братьями были шведами и никем иным быть не могли, и что Русия – это юг Швеции.
Как географ, Шлецер подтверждает многочисленные сообщения немецких хронистов, включая Адама Бременского и Саксона Анналиста, что на рубеже эр славене благополучно жили на южном побережье Балтики и при этом – важный факт – кидает мяч в корзину антинорманистов, называя эту землю «первоначальной Русской». Удивительно, как этого до сих пор не замечали патриотически настроенные критики Шлецера. Иного автора, чтобы дать компетентную критику, достаточно внимательно почитать. Если «первоначальной Русской землей» является южный берег Балтийского моря, а в Старую Ладогу пригласили варягов-русь, почему они должны быть шведами?!…
А.Шлецер не одну конфету дал антинорманистам. Ниже он перечисляет на двух листах древних авторов, которые писали о «верхнем севере», начиная с секретаря Карла Великого Еингарда (839г.) до богемца Венцеслава Гаека (1553г.), всего 54 автора, из которых почти половина – славене. К сожалению, большинство из них до сих пор на русском языке не изданы, а Шлецер, который составил данный список – молодец. Там есть интересные имена, например: Николай фон Ерошин, придворный священник прусского гофмейстера; эль-Макин, секретарь «одного египетского халифа»; греческий монах Кедрин. Сравнивая все эти источники с одним, А.Шлецер пишет: «Нестор есть первый, древнейший, единственный, по крайней мере, главнейший источник открытия верхнего севера» (там же, пф.12). И еще более выразительно: «Теперь пусть сравняют беспристрастно русское богатство с бедностью всей остальной верхненемецкой истории, Несторову древность с молодостью скандинавов, прочих славен и венгров» (там же, пф.13).
На фоне таких заявлений норманистские заявления самого Шлецера выглядят извращением самого себя, как географа и даже как историка. Как скандинавы могли дать русским культуру и государственность, будучи более молодым этносом, не обладающим ни в малейшей степени культурным богатством, сравнимым с русским?
И еще: русские и «прочие славене», — пишет Шлецер. А как быть с последующим отделением славен от русских, которые по мнению того же Шлецера были скандинавами-шведами?
Причем, уверенность Шлецера в исходном единстве славен и русских идет красной нитью через весь его труд, подчеркивается почти в каждой главе. Все цитаты об этом привести невозможно, две уже привел, приведу еще одну, крайне выразительную: «Происхождению руссов должно естественным образом предшествовать происхождение славен, как род предшествует виду» (Шлецер, Нестор, С. 119; выделено мной, — В.Т.).
А.Шлецер восхищается тем, что славене сразу начали служить на своем языке, в отличие от немцев (и мы знаем, почему: у немцев до позднего Средневековья не было общего национального языка); пишет о распространенности славенского языка: книги по-славенски вплоть до середины 16в. печатались даже в Венеции; особо отмечает факт, что французские короли присягали на русском Евангелии.
Небезынтересно также его упоминание о далекарлийцах, которые не желали знать шведских конунгов (Шлецер, С.52) и о том, что между Польшей и Шлезвигом было королевство Северское (там же, С.190).
До позднего Средневековья языковая ситуация в Германии напоминала ситуацию в современной Украине: языком межнационального общения был славенский, а германские националисты с этим боролись, как украинские националисты борятся с русским языком. Во времена Шлецера эта проблема была уже не столь настоятельна, но рефлексии еще не утихли. Уехав в Германию, Шлецер проявил себя, как эмоциональный журналист. Он издавал газету, в которой, пользуясь огромной известностью, нападал на права князей. Он был убежденный пангерманист.
Имперский пангерманизм объясняет идеологическую зацикленность Шлецера, его упорство в опровержении самого себя, как ученого, когда он утверждает, что «варяги-русь» были германцы-шведы.
Он решился спорить даже с благодетелем Миллером (Шлецер въехал в Россию, как гувернер его детей), который «протолкнул» Шлецера в академики. Миллер считал, что Рюрик был родом из Пруссии, а не из Скандинавии, приводя следующий аргумент: русский летописец не говорит, будто Рюрик был скандинав, а в Скандинавии о нем вообще нет никаких упоминаний. «Но был ли тогда у шведов и датчан хотя один писатель из 9 или 10 столетий?», — парировал Шлецер, аргументируя свою позицию не доказательством, а вопросом (Шлецер. Нестор. Прибавление. С.37). Это не научный, а совершенно антинаучный выпад. Опровержение в форме вопроса в науке недопустимо. Шлецер – научный ригорист, требовательный к форме научной дискуссии до занудства, постоянно упрекающий других в некорректности доказательств, — здесь выступает, как маргинальный публицист.
Между тем, кто-кто, а Шлецер мог бы в позитивной форме обосновать данный тезис. Причем, очень развернуто. До переезда в Россию он жил в Швеции, где написал труд по шведской историографии. Он знал, что говорил: не было у шведов ни одного писателя из 9 и 10 столетий, не доросли до летописания. Но развернутое, доказательное опровержение Миллера сразу же погубило бы шлецеровский норманизм. Ибо сразу вставал вопрос: кто такие скандинавы в сравнении с «русским богатством»? Как они могли дать славенам хоть что-то при своей культурной голимости? Поэтому Шлецер походя бросает вопрос и гордо ступает мимо, подав пример всем последующим норманистам, среди которых сформировался особый психотип. Как правило, это люди, которые подчеркивают свою принадлежность к «академической науке», любят упрекать оппонентов в недостаточной академической рафинированности, действительно много знают, но не дело, а о деле, любят подлавливать не на фактологии или логике, а на формальных моментах, но сами подтасовывать не стесняются, как показали в своих превосходных книгах Лидия Грот и Вячеслав Фомин (Грот, 2012, Фомин, 2013). Ничего нового после Шлецера эти «голые конунги норманизма» (удачное выражение В.Фомина) в обоснование норманизма не добавили.
Аргумент у норманистов один, психологический: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Не могли «дикие» славене создать государство и обеспечить культурный расцвет без шведов. Это не просто нелепый, это «наоборотный» аргумент, антиаргумент. На самом деле все выглядит по-другому. У шведов своего государства не было вплоть до 16в. Они даже с далекарлийцами управиться не могли, поэтому сидели в Скании, боясь оторваться от Дании, которая обеспечивала им защиту. В конце концов, государство шведам дали далекарлийцы. Это если рассуждать на уровне этнической истории.
Другое дело – тот бандитский Интернационал, который составляли пираты Балтийского моря. Они нападали на всех соседей, не трогая только своих единоплеменников: своих «крышевали», чужих терзали. Германцы всех их без исключения называли «викинги», славене — «варяги», южные народы — «норманны», иногда различая по языку, но чаще смешивая. У варягов-руси опорных баз на Балтике было не меньше, чем у скандинавов, срединный остров Раян был русским. Можно даже предположить, что варяги-русь держали контроль над внутренней акваторией, чем объясняется западное и юго-западное направление экспансии варягов-скандинавов. Урмане сюда не совались, а шведы делали отдельные вылазки под прикрытием датчан, — самых больших разбойников того времени. Шведы 9в. являлись сателлитами датчан, не имевшими самостоятельного значения. Они сами еще не вступили в этнический процесс, что они могли дать другим народам в организационном смысле?
Разбирая термин «варяги», Шлецер пишет, что у византийцев оно обозначало служивого человека, а у шведов было ругательное слово (Шлецер, 1809, Нестор, С.56). Что из этого следует? Варяги нападали на шведов, значит, это были не шведы. Ругательство такой формы могло появиться при систематических нападениях, и, если это были шведы, получается, они систематически грабили своих? На чужих нападать не решались, смелые шведы? Разумеется, это были не шведы, а русь. Не может также быть, что скандинавы поступали на византийскую службу под бранным именем. Выходит, в Византии тоже подвизались варяги-русь.
Основоположник норманизма переименовывает варягов в норманнов одной фразой, не вдаваясь в объяснения: «…Варягов, которые для нас гораздо важнее и которых я с сих мест буду называть норманнами» (Шлецер.Нестор, С.271). «С сих мест» означает с самого начала: вот как только встретил варягов в летописи, сразу переименовал в «норманнов» без каки-либо оснований.
Этот волюнтаризм, авторский произвол Шлецера является истинным началом отечественного норманизма, о чем следует помнить «академическим умам», приверженным ему.
Летописец сообщает, что в 859г. варяги-свеи внезапно завоевали ладожских славен, а также чудь, мерь и весь, и обложили данью. Но уже в 862г. люди объединились и прогнали этих варягов. После этого славене начали «городы ставить», опасаясь возвращения варягов-шведов, но между ними началась усобица. Как всегда бывает, в ходе борьбы со шведами выдвинулись сразу несколько лидеров, а на повестке дня стоял вопрос о постоянном объединении.
Факт, что славене быстро освободились от власти норманнов, говорит в пользу их силы и зрелости. Это было время, когда почти все народы Европы платили норманнам «датские деньги» столетиями. О государственной зрелости говорит также факт скорого прекращения усобицы. В других странах Европы в то время мелкие князьки разоряли земли, непрестанно воюя друг с другом. Не случайно Русское государство почти сразу после образования стало европейским лидером. Не зря Шлецер восхищался благоразумием русского народа в трудные времена.
Но действие, которое он приписывает ему дальше выходит за рамки благоразумия: якобы, прогнав шведов, славене сами пошли к ним на поклон. При этом сам же пишет: «Хотя намерение призвать защитников от жестоких грабителей из сих же самых грабителей было странно и опасно» (там же, С.305). Он приводит пример, чем кончилось для бриттов приглашение англосаксов. Тем не менее, Шлецер настаивает и на том, что первые грабители, которых славене прогнали в 862г., были шведы и на том, что приглашенные Рюрик с братьями тоже были шведы. Это отнюдь неблагоразумное приглашение он объясняет тем, что славене, мол, не правителя к себе звали, а наемных охранителей границ. Но это же противоречит мотивам, излагаемым летописцем очень четко: внешнюю опасность отбили сами, но пошел внутренний раздор. Нестор пишет, что люди собрались и решили «поищем себе князя».
Неразумность собственного предположения заставляет Шлецера искать аргументы на уровне «чуйств-с», запутывая себя далее. «Какая была цель призывающих? – вопрошает Шлецер, — Они не искали государя, самодержца в настоящем смысле. Люди, взращенные в дикой свободе… не могли вдруг и добровольно переменить гражданское свое право на монархическое» (Шлецер. Нестор. С.304-305). А германцы могли дать это право. Этот «дикий» аргумент противоречит собственным словам Шлецера, его славословиям в адрес древности культурного богатства славен, сопровождаемым подчеркиванием «бедности» и «молодости» германцев.
Т.о. восстанавливаются истоки норманизма: в самом начале произвол переименования всех варягов в норманнов, далее тенденциозная «чуйственность» Шлецера, который сам запутался в своих «чуйствах-с». Справедливо сказал В.Фомин: норманизм – это диагноз.
Это противоречит археологическим данным. Новгород и Старая Ладога существовали до Рюрика. В 1997-2002г. в 2 км. от Старой Ладоги было обследовано городище Любша 7-8вв., т.е. существовавшее за два века до Рюрика. «При раскопках найдена многочисленная серия железных корабельных заклепок и их заготовок. Значимость их обнаружения заключается в том, что такие детали в корабельной технике использовались при соединении деталей крупных морских судов» (Фомин, 2013, С.123). Выходит, что крупные морские суда строились здесь или ремонтировались задолго до того, как на них начали плавать норманны-викинги.
И это не удивительно. В Государственном историческом музее в Москве стоит, занимая отдельный огромный зал, челн, найденный в одном из торфяников Русской равнины. В нем могут поместиться человек двадцать, а возраст его около четырех тысяч лет.
Мы знаем, что при таком развитии производства, когда требуется организация большого количества людей, возникает необходимость в государственных институтах. Дополнительным фактором было то, что бассейн реки Волхов был не европейским тупиком, а оживленным путем от Балтийского к Черному морю и для сохранения на нем порядка государство было необходимо. В 2006-2008гг. было произведено разведочное обследование дна Волхова, Ладоги и Невы, «в ходе которого были обнаружены многочисленные останки деревянных судов», причем, все они были построены по «южнобалтийской конструктивной схеме» (Фомин, 2013, С.124).
Это противоречит также столь любимому норманистами отрывку из летописи:
«Идоша за море к варягам к руси: сице бо звахуть ти варягы русь, яко се друзии зовутся свеи, друзии же урмане, англяне, иные и готе, тако и си. Ркоша Русь, Чюдь, Словен, Кривичи и вся: земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет да поидите княжить и володеть нами» (Ипатьевский список, буквально воспроизведенный Шлецером; в других списках говорится то же самое, но с пробелами).
В трех списках говорится «нарядника нет», а не наряда нет. Приходится удивляться, почему это выражение было переведено как «порядка нет». Подсказка в трех списках говорит о том, как в старину было принято расшифровывать это выражение летописца.
Даже если придерживаться Ипатьевской редакции: слово «наряд» в русском языке имеет иной смысл, чем «порядок». «Наряд на работу» означает не «порядок на работу», а «приказ на работу». Наряд – это приказ, власть. Другие списки Временника объясняют нам четко, что имелось в виду: нужен князь, не связанный с местными сильными родами, не ангажированный и поэтому справедливый.
Это обычная практика. Англичане неоднократно приглашали на трон иноземцев по такому принципу. В начале 19в. шведы после пресечения династии Ваза хотели пригласить принца Ольденбургского, женатого на сестре Александра I . Эта пара основала бы новую династию Швеции, если б не вмешался Сперанский. Будучи секретарем и всесильным временщиком, он скрыл от императора письменное шведские предложение. Сперанский по традиции русских демократов предавал Россию, работая на Наполеона и мечтая, чтобы он Россией завладел во имя демократии, а Сперанского поставил правителем. У Наполеона был план посадить на шведский трон своего маршала, что он и сделал, благодаря Сперанскому. Именно за это Сперанского отстранили и сослали в Вятку.
А.Шлецер, разумеется, переводит «порядка нет», не додумываясь, как он сам себе противоречит. Если варягов пригласили только для охраны границ, что им охранять, — беспорядок?
Вот полный текст перевода А.Шлецера: «Они пошли за море к варяго-руссам; ибо сии варяги назывались руссами как другие шведами, норманнами, англичанами и готами. Сим варягам сказали чюдь, славене (новгородские) и кривичи: земля наша хороша, велика и всем обильна, но в ней нет порядка; подите к нам, будьте князьями и управляйте нами» (Шлецер, Нестор, С.313).
Сравним и проанализируем. Во-первых, смягчен и смазан повтор летописца, который зачем-то дважды втолковывает, что приглашенные варяги были русские. Нестор пишет «к варягам», потом уточняет «к руси», но и этого на его взгляд мало, он буквально «разжевывает» информацию, объясняя, кого конкретно имеет в виду. Такое бывает, когда информатор сообщает что-то о ком-то и при этом боится, что лицо может быть перепутано. Славене называли варягами всех морских разбойников, что летописец и поясняет, вторично подчеркивая, что те, кого призвали, были русь, а не свеи, урмане, агляне и др. Шлецеровский перевод в этой части не то, чтобы неправилен, он лукав. Неправилен он в двух местах: когда «наряда нет» переводится, как «порядка нет» и, во-вторых, когда оказывается опущено упоминание руси среди тех, кто призывал варягов.
Эти мелкие подтасовки являются третьим «опорным столпом» норманизма.
Причем, русь стоит на первом месте. Это чрезвычайно интересный момент, повторяемый также в Лаврентьевском списке, который наряду с Ипатьевским считается основным. Академик А.Шахматов доказал, что Лаврентьевский список является первой редакцией летописи, Ипатьевский – второй (Шахматов, 2003, С.6). Остальные – «сходные» с основными списками, видимо, переписываемые с них. В обоих основных списках есть место, которое не было понято до сих пор и которое многое объясяняет.
Въ лѣто · 6370҃ · Изгнаша Варѧгы за море • и не даша имъ дани . и почаша сами в собѣ володѣти • и не бѣ в нихъ правды • и въста родъ на родъ • и быша усобицѣ в нихъ • и воєвати сами на сѧ почаша • и ркоша поищемъ сами в собѣ кнѧзѧ • иже бы володѣлъ нами и рѧдилъ • по рѧду по праву • идоша за море к Варѧгомъ • к Руси • сіце бо звахуть • тьи Варѧгы Русь • яко се друзии зовутсѧ Свеє • друзии же урмане • Аньглѧне • инѣи и Готе • тако и си ркоша • Русь • Чюдь • Словѣне • Кривичи • и всѧ землѧ наша велика • и обилна • а нарѧда въ неи нѣтъ • да поидете кнѧжить и володѣть нами • и изъбрашасѧ • триє брата • с роды своими • и пояша по собѣ всю Русь • и придоша къ Словѣномъ пѣрвѣє • и срубиша городъ Ладогу • и сѣде старѣишии в Ладозѣ Рюрикъ • а другии Синєусъ на Бѣлѣѡзерѣ • а третѣи Труворъ въ Изборьсцѣ • и от тѣхъ Варѧгъ • прозвасѧ Руская землѧ…
Обратим внимание на слово «Русь», как этноним, которое стоит перед «Чюдь» в перечислении народов, договорившихся о призвании Рюрика. А.Шлецер в своем переводе слово «Русь» перед «Чюдь» опустил, мелко подтасовывая. Позднейшие переводчики обычно ставят там родительный падеж: «сказали Руси Чюдь, Словене, Кривичи и Весь…» (см. в качестве примера перевод Д.Лихачева в академическом издании «Повести временных лет», — СПб, «Наука», 2007, С.149). Но в таком случае возникает несуразица: чудь на первом месте среди инициаторов приглашения варягов. Возникает вопрос: кто вообще пригласил Рюрика на Русь? Чудь договорилась со шведами и отсюда «есть пошла Русская земля»?
Не надо думать, будто «Русь» среди приглашающих – это ошибка и убирать ее, как сделал А.Шлецер. Или исправлять летопись, как это сделал Д.Лихачев. В рукописях на пергаменте ничего случайного не бывает. Обдумывалось каждое слово, на написание строки уходил день. Ошибки подчищались, пергамент материал многослойный, позволял. Это была отнюдь не скоропись, когда можно влепить что-то, не подумав.
В древних источниках следует читать то, что в них написано. Это императив по-настоящему начного подхода. Можно интерпретировать, но текст поправлять нельзя. Не надо считать летописцев недоумками и безграмотными школярами, которых имеют право учить, как следовало писать, грамотные академики, Шлецеры и Лихачевы. Эти, казалось бы, незначительные «вольности», которые позволили себе академики при переводе столь важного источника, говорят о том, что оба – не ученые, а носители степеней. У настоящего ученого не повернулась бы рука править под себя первоисточник. Какое кому дело, что ты думаешь по поводу и без повода? Переводи, как есть, это выше тебя и всех твоих домыслов. Нестор не был академиком, так теперь ты будешь шпынять его, как студента?!…
Одному моему знакомому доктору наук, профессору, предложили написать для издательства книгу о Лихачеве. Поработав полгода, он отказался от этого заказа. Реальных научных заслуг оказалось мизерно, а подозрительных моментов в биографии много. Книгу критического содержания издательство издавать не собиралось, ибо «академик Лихачев» — это бренд, это наша «нравственная лампадка». На мой взгляд, Виктор прав, если заслуги академика – в переделке летописей под норманизм.
Именительный падеж не случаен. Система падежей была развита достаточно, при письме ее придерживались. В обоих канонических списках везде, где надо, присутствуют падежные окончания: родительный («поищем князя»), предложный («седе на Белоозере»), дательный («идоша к варягом»), винительный («срубиша город Ладогу»), звательный («готе»). Почему летописец всюда правльно расставил падежи, а тут вдруг ошибся? Нет, просто так вы от этого слова не отмахнетесь. Это не описка, которых в пергаментных рукописях не бывало по определению, тем более повторенных дважды.
При буквальном прочтении оказывается, что русь была среди призывавших русь! Это не есть алогизм. Исходя из изложенной здесь концепции, что «русь» изначально – это не этнос, а собирательное множество единственного числа, служившее для обозначения круга носителей неформальной боевой субкультуры, то их присутствие среди тех, кто обратился к Рюрику, вполне объяснимо. Они дрались со шведами, победили, а потом обратились к своему же, к «братку», авторитет которого признавали, потому что после победы пошел раздрай между своими. В таком случае, становится понятно, почему «Русь» стоит на первом месте среди призывающих: они в борьбе лидировали, им и первенствовать.
Предположение логично еще и потому, что ополчение против шведов было разноэтничным. В таком случае лидерство представителей субкультурного сообщества скорее допустимо, чем лидерство какого-то одного этноса. Отряды ополченцев возглавляли русь, как бывалые бойцы, уже имевшие дело с норманнами, поэтому на этапе борьбы не возникало межэтнических противоречий за лидерство.
Это объясняет, почему чудь (кстати, слово того же вида, что и «русь»: множество единственного числа) идет первой в списке этносов, но по факту второй. Чудь (финно-угры) тогда были самым многочисленным этносом Северо-Запада и считались туземцами. Как говорилось выше, в начале 2 тыс. до н .э. ортодоксальные индоевропейцы-шнуровики были вытеснены отсюда финно-уграми в Скандинавию, где образовалась культура готов, предков исторических готов и далекарлийцев. Часть их при этом осталась, смешавшись с финно-уграми в рамках культуры Сперрингс. Ранняя сперрингс – это шнуровики, поздняя имеет в целом финно-угорский облик. Ортодоксальные индоевропейцы 1 тыс. до н.э. – сер. 1 тыс. н.э.жили на территории Беларуси и в Европе севернее Дуная, где делили эту землю с кельтами, а потом с германцами. С началом Средневековья в рамках образующихся германских графств славенский элемент тушевался, в итоге остались изолированные популяции в Полабье, Поморье, на островах Балтики. О них достаточно много известий германских хронистов, писавших по-латыни, опираясь на эти хроники А.Ф. Гильфердинг написал «Историю балтийских славян», изданную в 1874г. и переизданную с хорошим справочным аппаратом в 2013г.
Реколонизация северо-запада Русской равнины началась в 7в., когда южнобалтийские славене начали возвращаться на земли предков, ортодоксальных индоевропейцев. Первым об этом написал В.Б.Вилинбахов в 1962г, связав колонизацию с торговыми предприятиями славен по Балтийско-Волжскому пути. В 1970г. В.В.Седов, основываясь на керамике Старой Ладоги, пришел к тому же выводу. Раскопки Любши подтвердили этот научный диагноз.
Если бы не эта реколонизация, не было бы Великой России, потому что волховские словене стали суперстратом Древнерусского государства. Кстати, их в источниках обозначают через «о», поэтому «о»-версия стала их как бы племенным обозначением, позволяющим отличать от всех остальных – «славен». Связано это с тем, что у них не было особого племенного имени, как у полян, волынян, древлян, вятичей и прочих. Это говорит о том, что они принадлежали к столбовому этносу, сохраняющему древнее название, тогда как поляне, вятичи и прочие могли бы его утратить, если бы общее государство не сложилось. «Вторичные» этнонимы в силу этномитоза, как правило, берут верх. Таким образом утратилась связь в первичным «с-Ра-вене» у ариев, венетов, вендов, виндов, индов, галлов, вэлов и др. Вторичный этноним «поляки» для его носителей важнее, чем принадлежность к славенству, а ведь раньше это были «польские славене». Еще в 19в. украинцы были «украинные русские», Тарас Бульба в одноименной повести Гоголя борется за «Русскую землю». Ныне выражение «украинские русские» для многих звучит, как «холодный огонь» или «горячий снег».
Вопрос о «норманнских заимствованиях»
Факт, что призваны были не норманны, не шведы, а «свои» варяги доказан неопровержимо помимо меня. Приведу некие дополнительные соображения.
Имена призванных вожаков отнюдь не германские. Одно – Синеус – явно русское, похожее на кличку члена боевой ватаги типа ватаги Ермака. Здесь допустимы самые простые интерпретации, например, парень с целью отличия от других и для устрашения врагов красил усы в синий цвет. Пираты Карибского моря любили такие штуки, почему этим не должны были увлекаться пираты Балтийского моря? В Дании был в те времена конунг Свен Синебородый. Похоже, пираты Балтийского моря активно использовали устрашающую окраску, в связи с чем вспоминается сказка о Синей Бороде.
Рюрик вполне воспроизводимо от славенского названия Сокола (Рериг), но встает вопрос об этимологии последнего. Здесь напрашивается толкование «птица Ра», «Рарик». Имя Рюрик могло быть также образовано от Рар, факт существования таких имен известен. Известны такие топонимы, например, Рур или Рар. Отсюда, от имени Рар, друзьями по ватаге могло быть образовано ласково-уважительное «Рюрик». Лично я останавливаюсь на последнем варианте, потому что мне импонирует неформальная интерпретация имен ватажников-пиратов. Более того, считаю ее наиболее органичной.
С именем «Трувор» проблем больше, от чего только его не выводили, расчленяя бесчисленное множество раз. Здесь надо вспомнить, что в самой «Повести временных лет» упоминается «труба» как звучащий инструмент. Это очень древнее русское слово. Если в этимологических словарях о русском слове пишут: «этимология не ясна», значит, это исконное русское слово, не смогли при всем старании найти «заимствование». Этимолог П.Черных пишет это о слове «труба». Варяги использовали «голос трубный» для подачи сигналов, но слова «трубач» тогда не было. Профессионализмы на «ч» — это позднее явление, связанное с функциональным развитием шипящих. «Трубор» — это боец из лучших, который в бою всегда находится рядом с предводителем, трубит сигналы и, в качестве оруженосца, защищает его со спины. «Трувор» — это близкий друг и трубор Рюрика. Буквальная этимология, бесспорная, на мой взгляд. Норманистские попытки навязать этимологию от слова «трубадур» наталкиваются на неясность происхождения этой интернациональной лексемы в европейских языках. Скорее всего, она сама имеет славенское происхождение. В. Даль, который выявил огромное гнездо русских слов от лексемы «труба», приводит в том числе и слово «трубадур» в смысле «враль». Это составное из двух русских слов, полностью соответствующее смыслу: трубадуры являлись сочинителями всяких художественных историй.
Л.Грот, которая в своей книге «Призвание варягов» рассказала о том, какими нелепыми ухищрениями лепилась в Швеции норманнская теория, описала историю вопроса об интерпретации имен. В связи с тем, что имена призванных варягов не укладывались в германский именослов, их разбили. О Рюрике в Скандинавии ничего не было известно, но имя как-то можно было выдать за германское. А вот с Синеусом и Трувором у шведов был полный облом. Тогда они заявили, будто Рюрик прибыл один sine hus и thru varing, что значит, якобы, «со своим домом» и «верной дружиной». Л.Грот называет это «лингвистическими выдумками», невозможными на старошведском языке и вообще ни на каком другом. Разумеется, отечественные норманисты тотчас подхватили эти фантазии, но над ними посмеялся Ю.Акашев: выходит, что Рюрик отправил «свой род» в Белоозеро, а «верную дружину» в Изборск В.Фомин дополнил: по летописи получается, что два года спустя умерли и род Рюрика и его верная дружина (Грот, 2012, С.184-189).
Если бы на власть были призваны германцы, в частности, шведы, которые как до этого события, так и после него лезли на Русь во все щели, использовали все возможности для колонизации и насаждения своей религии и языка, они тотчас начали бы наполнять русскую землю своими людьми. Навязывать своих богов и свой язык. Неужели в этом кто-то сомневается?!…
Навязывания ничего чужого не было связано с призванием варягов. Рюрик с братьями говорили на том же языке, что и жители Старой Ладоги и Новгорода. Допустим, выучили русский язык. Но вера!… Мы знаем, каким почетом пользовался культ Одина у скандинавских варягов. Допустим, их призвали. Они оказались настолько деликатны, что не стали навязывать Одина славенам. Но сами Рюрик и его дружина не могли просто так взять и выкинуть своего Бога. Однако культ Одина не прослеживается вообще, только культ Перуна связывается с варяжской династией Рюриковичей.
В свою очередь, что есть Перун? Я убежден в том, что это такая же ипостась солнечного Бога, как Световид, Хорс, Сварог («Сва-Ра»), Радогощ. Славене, как их предки с палеолитических времен, никогда не изменяли солнечному Богу. Один – это иной культ, это фаллический мужской культ. Повторите несколько раз имя «Пер-Ра-он» быстро и вы услышите: «Перун». Об этимологии теонима «Пер-Ра-он» говорилось выше в связи с Египтом, где это имя стало именем живого Бога (фараон – Пер-Ра-он; «ф» идет от греческой озвучки). Но корни этого теонима – на Севере. Это одна из ипостасей, в которой сконцентрирована грозная мощь Ра.
…После смерти Рюрика правил воспитатель его сына Олег, имя которого тоже не скандинавское, оно образовано от глагола «холить» (Холег) с добавлением суффикса «-ег». В настоящее время в русском языке есть распространенный суффикс «-ец», добавляемый к именам существительным для краткого обозначения рода занятий, например, «боец». Но в древнерусском языке фонемы «ц» не было, вместо нее в подобных суффиксальных значениях использовалась «г». Так было, например, образовано слово «варяг» («ворег»). Буква «z» в алфавите была, но произносилась, как «з». «Холить» в смысле оберегать, нянчить, ходить за кем-то, — очень древний глагол, судя по огромному гнезду слов, связанных с ним, и очень употребимый. Например: холенье, холя, хольный, холень и др. (Даль). «Холень» означало того, за кем ходят, кого холят. Слово, обозначавшее того, кто холит, не сохранилось, хотя должно было быть непременно. Возможно, оно не сохранилось, потому что стало именем?
О матери Игоря ничего не говорится. Скорее всего, мальчик воспитывался в теплой мужской компании варяжской ватаги. В таких случаях у детей всегда находятся заботливые пестуны, которых дети особенно выделяют, этакие названные старшие братья. Друзья, весело подтрунивая, называли сердечного парня (вошедшего в историю под прозвищем «Вещий»), который добровольно холил сына варяжского полка, «Холег». А вот отсюда уже пошли скандинавские «Хельги», которые, кстати, по времени отстают от «Холега-Олега». Никаких «Хельг» и «Хельгов», относимых к временам до 9 века, мне не приходилось встречать в переводных старогерманских источниках. Скорее всего, имя стало модным среди всех варягов, включая норманнских, после сенсационного похода Олега на Царьград.
В современном русском языке бытует глагол «играть». В старину, как пишет Даль, был еще один глагол: «игорничать» с целым гнездом слов. Почему мы не имеем право произвести отсюда имя Игорь, которое просто напрашивается? И по анамнезу подходит: речь идет о мальчике, который рос в мужской ватаге, и, разумеется, никому не давал покоя, требуя игорничать с ним. Когда его производят от скандинавского «Ингвар», тоже следует посмотреть, бытовало ли это имя в Скандинавии до того, как Игорь стал известным всей Европе государем самого большого государства. Лично мне неизвестны более ранние «Ингвары», первый появляется в 10в. Домашнее задание для норманистов: ищите «Хельгов» и «Ингваров» в скандинавских источниках до 9 века. Найдете, будет о ком говорить, а пока – пусты все ваши рассуждения о скандинавском происхождении этих имен. Если там этих имен не было, как они могли оттуда попасть на Русь?.
Версия, что все эти имена суть прозвища дает возможность очень легкой этимологии. Внешне они отличаются от типичных славенских имен, поэтому сами по себе как будто являются «доказательством» норманнского происхождения летописных варягов, активно используемым норманистами. Но их этимология из германских языков не менее трудна, чем из русского. Об этом хорошо написали Иловайский и Грот. Была бы возможна убедительная этимология, не стали бы выдумывать, переписывая русскую летопись, будто Синеуса и Трувора не было вовсе. Традиционная политика двойных стандартов: с одной стороны призывают верить Нестору, единственному источнику о призвании варягов, с другой – призывают ему не верить.
Считается, будто с приходом варягов русский язык «обогатился» типично скандинавскими словами, что является доказательством того, что Рюрик и его дружина были шведами. Среди них, например, слово «князь», которое, якобы, произошло от «конунг». Какая чушь! Слово «конунг» само является производным, это герундий. А вот от чего он произведен, это вопрос.
Мы знаем, что названия предводителей дружин часто бывало связано со словом «конь». Например, в Древнем Риме было целое сословие «всадники». Слово «атаман» происходит от общетюркского «ат» — «конь», точнее от «Аттан!» — «По коням!». Отсюда же – «хатан», «хакан», впоследствии – «хан». В арабском от «far» (конь) было образовано слово «ферзь». Кстати сказать, немецкое название коня «Pferd» связано с арабским и является указанием места, откуда прибыли германцы в Европу. Слово «конь» во всех индоевропейских языках относится к древнейшему слою лексики. Откуда мог взяться корень «фар» у «древних», якобы, нордиков? Кстати, в Швеции был влиятельный род Ферзен, один из графов Ферзен был связан интимными узами с Марией-Антуанеттой.
У авторов этимологических словарей возникла проблема с объяснением происхождения слов «конь» и «кобыла». А.Преображенский эти две родственные лексемы разбил по источникам. Кобылу вывел из латинского caballus (конь, мерин), а о коне написал: «затруднительно». П.Черных слово «кобыла» опустил вообще, видимо, этимология Преображенского его не убедила, а сам ничего предложить не смог. Очень занимательно он рассмотрел слово «конь». Статья огромна для словаря, автор перебрал все варианты, и вот вывод: «Прямых соответствий в индоевропейских языках не имеется. Вообще слово очень неясное в этимологическом отношении». Когда так пишут, это верный признак, что перед нами исконно русское слово, ввиду традиции лингвистов считать свою задачу выполненной только после процедуры подвешивания русского слова на иностранный крючок. Цепляют, насилуя здравый смысл, переворачивая все вверх ногами. Ввиду того, что они пишут слова, а не слова пишут ими, борьба оканчивается в пользу лингвистов. Слову надо иметь конскую силу, чтобы вырваться из этих цепких рук.
Слово «комонь», известное по «слову о полку Игореве», П.Черных обоснованно считает производным и неспособным объяснить происхождение слова «конь», а тем более, «кобыла». Посмотрим, откуда пошли конь с кобылой. От ностратического корня «го», связанного с движением, образовалось много русских слов. Например: гон, гонять, гонка, гонный, гонебный, гонитва, гонялый, гоньба… Это далеко не все, что перечислено у Даля. Еще в 19в. активно использовалось слово «гоньба», например, для обозначения работы ямщиков. От него образовались общеиндоевропейское «гоньбыл» и «гоньбыла», которые впоследствии смягчились до «коньбыл» и «коньбыла». Доказательством того, что мужская форма с «б» существовала, является латинское «caballus», производное от «коньбыл». В славенских языках мужская форма сократилась вследствие следующих причин. Это самые флективные языки на свете, где мужские и женские формы почти всегда различаются окончаниями или даже суффиксами. При этом мужские формы используются также для обозначения рода, поэтому гораздо чаще употребимы. Мы говорим «на лугу пасутся кони», даже если там пасутся кобылы с жеребятами. Сокращение до «конь», поначалу звучащее, как лихой жаргонизм типа «препод» вместо «преподаватель», закрепилось и стало общеславенским. Слово «коньбыла» вследствие монофтонгизации дифтонгов стало «кобыла».
От «конь» образовалось поэтическое «комонь», а также «конязь» («князь») и немецкая герундийсная форма «конунг», буквально «оконенный», сидящий на коне. Отсюда же и «konig», этимологизируемое из русского «конник»: буквальное совпадение.
Разумеется, ни немцы, ни наши лингвисты-норманисты, обращающиеся с родным языком так, как немцы обращались в Хатыни с русскими крестьянами, не видя в нем собственной сущности, как в крестьянах не видели личности, никогда с этим не согласятся. У них есть этимология от глагола «konnen» — «мочь». Но здесь наличествует смысловая нестыковка. Этот модальный глагол имеет узкое значение «мочь, уметь». В немецком языке есть другой модальный глагол со значением «мочь, сметь»: «durfen». Логично было бы, чтобы название правителей вышло из этого значения, а не из мастеровитости.
«Кнут» – еще одно якобы скандинавское слово, обозначающее свитую плеть. П.Черных производит его от шведского «кнутписка» (кнут), норвежского «кнутт» (кнут) и немецкого «кноттен» (вязать узлы). Но далее – интересно: «к сожалению, происхождение этой группы слов в германских языках неясно».
Наоборот, абсолютно ясно: это заимствования из славенских языков. С глубокой древности на Руси (И.Срезневский) известно слово «кнутье» в смысле «кнут», которое прямо производимо от «гнутье». Через русское слово мы выходим на процесс изготовления кнута, оно все объясняет, в отличие от германских слов.
Можно разобраться почти со всеми т.н. «скандинавскими заимствованиями» древнерусского языка. Все было наоборот: скандинавские варвары не только завидовали цивилизованным жителям Гардарики2, Страны городов, но и заимствовали все, что могли, включая слова и престижные имена. Причем, не только «Олег» и «Ольга», которых превратили в «Хельг» и «Хельга», или «Игорь», которое превратили в «Ингвар», но и имена с окончанием на «-слав», которое превратилось в Скандинавии в «-лейф». Не удивительно: в то время, когда Новгород и Киев превосходили по числу жителей и богатству большинство европейских столиц, а славенский Волин в устье Лабы соперничал с Царьградом, в Швеции до конца 10в. был только один город Бирка площадью 7 га, 250Х250 метров, общая численность 700 человек. Причем, располагаясь у озера Меларен, Бирка, скорее всего, была основана далекарлийцами. Название, кстати, совершенно негерманское. А.Преображенский дает следующую этимологию слова «бирка». «Палочка, на которой зарубками или нарезами обозначается число полученных вещей, мер и пр. По Миклошичу от основы «бир» — брать». Брать многократно звучало как «бирать», поэтому сборщик податей в Древней Руси назывался «бирчий». В.Даль приводит следующий смысловой ряд: бирковые резы, бирочный счет, бирочник, бирчить. В старославенском и древнерусском языках, судя по разветвленному гнезду, это было очень ходовое слово. Бирка была торговым городом, где часто бывали новгородские купцы, которые даже образовали слово «берковец»: мера веса, применявшаяся в Бирке. Скандинавское железо, о котором говорилось выше, распространялось именно из Бирки. Адам Бременский не считал Бирку германским городом, считал готским.
Норвежские конунги нанимались на службу к киевским князьям. Прежде, чем Ярослав Мудрый отдал свою дочь замуж за норвежского короля Харальда, он заставил его послужить себе, отучая попутно от варварских привычек. Это разве не показатель? Если норманны кого и пугали, то только не русских. Кстати, Харальд – имя еще совсем иранское: Ар-альд, почти как Ас-кальд.
В 879г. Олег возвратил славенам их давний опорный пункт на Днепре, Киев, временно захваченный людьми с иранскими именами Аскольд и Дир. Сделал он это настолько легко, что складывается впечатление: население Киева давно ожидало этого освобождения. В современном Киеве многие люди тоже ждут освобождения.
1 В издании Н.Языкова 1809г. нумерация страниц «Нестора» Шлецера своеобразна. Первые страницы нумеруются арабскими цифрами, далее – римскими; еще далее в разделе «Введение» счет идет по параграфам; основная часть и Прибавление вновь нумеруется арабскими цифрами, но по отдельности; единой сквозной нумерации нет.
2 В Швеции никто не называл Русь «Русью» вплоть до 13в., только Гардарикой. Это яркий антинорманистский аргумент. Известно, что при колонизации происходит перенос названий, появляются «Новая Англия», «Нью-Амстердам», «Батавия». Если бы Рюрик и его братья пришли с некой шведской «Руси», это название шведами педалировалось бы в отношении «Новой Руси».
