опубликовано в журнале «Свободная мысль» №1, 2020
Наблюдается отказ ряда биологов от принципов биологии в объяснении рефлекторной деятельности животных в пользу терминов, заимствованных из философии, которая при этом третируется. В целом эти тексты носят компилятивный характер, основанный на западных источниках, передаваемых с энтузиазмом неофитов.
Ключевые слова: биология, антропология, бихевиоризм, нейрофизиология, квантовая физика, этология, мораль, Homo sapiens, человек разумный, психогенез, сознание, рефлексия.
Biology and Philosophy. Why do biologists renounce natural science approaches?
There is a rejection of a number of biologists from the principles of biology in explaining the reflex activity of animals in favor of terms borrowed from philosophy, which in so doing is torn. In general, these texts are compiled in nature, based on Western sources transmitted with enthusiasm by neophytes.
Key words: biology, anthropology, behaviorism, neurophysiology, quantum physics, brain, morality, Homo sapiens, psychogenesis, consciousness, conscious Mind, reflection.
В послевоенные годы в СССР зародилась этология. Ее создал военнопленный офицер вермахта в страшном сталинском лагере. Конрад Лоренц, убежденный, между прочим, нацист («как немецкомыслящий и естествоиспытатель я, разумеется, всегда был национал-социалистом»: оказывается, можно быть не только немецкоговорящим, но и немецкомыслящим), имел много свободного времени, хорошо питался, в отличие от большинства советских людей в то время, и написал книгу. Невозможно интенсивно работать головой, если мозг, главный потребитель калорий и витаминов в организме, не имеет достаточно пищи. (Интересно, имел ли хоть один советский военнопленный подобные условия в германском концлагере?). Лоренц в заключении интенсивно работал мозгами, потому что книжку написал хорошую. Это книга об «оборотной стороне зеркала» человеческого бытия в духе «декартовой пропасти». Вот есть Человек и есть Природа. Зверски жесток человек, как показала война, в которой Лоренц участвовал. А что по ту сторону зеркала? Как у животных с этим? Он выяснил, что у зверей зверства нет. В 1947 г. Лоренца освободили, разрешив взять все тетради. Он уехал в Австрию и там издал свою рукопись, назвав ее «Оборотная сторона зеркала» [2]. Таким образом, благодаря невиданной в Европе доброте советского лидера и советских людей, в мире появилась этология, новая старая наука, потому что в Америке она уже была под названием «бихевиоризм». В СССР поведение животных в естественной среде тоже изучали и описывали люди типа В. Бианки и М. Пришвина, но это было литературой, а не наукой. Впрочем, была и наука в рамках общей зоологии, только без спецназвания, поэтому я называю этологию «новой старой наукой». Буквально «этология» — это этика и социология, перенесённые на животный мир. Наука, настолько пограничная, что очень нелегко не перейти грань, отделяющую научное исследование поведения животных в их мире и в мире людей от вульгаризации и антропологизации. Лоренц эту грань сумел не перейти, потому что имел добротную философскую подготовку, которую дают в германских университетах, в отличие от англоамериканских и современных российских. Многие его последователи перешли. Например, Н. Тинберген, уверяющий, будто «сообщество возникает из одной особи путем развития ее органов» [5, с.57].
В постсоветский период отечественные биологи устремились на эту стезю с энтузиазмом неофитов. Доктор биологических наук, главный научный сотрудник Зоологического института РАН В.Р. Дольник подал пример «рафинированного» биологического подхода к происхождению человеческой психики и общества в книге «Непослушное дитя биосферы». Проблема специфики психогенеза Homo sapiens снимается в ней последовательным проведением мысли, что никакой специфики нет. Мораль, стремление к свободе, символическое поведение, язык, социальные качества, политика, демократия и тирания, государство, империализм, — всё есть в мире животных. «Врождённая мораль» имеет место быть уже у муравьёв. «…Некоторые муравьи не только уносят с поля боя раненых и трупы, но и хоронят последних. Наверняка без всяких мыслей о потустороннем мире…», — иронизирует биолог над философами с их загадкой «нравственного закона в душе человека», а также над верующими людьми [1, с.251,261]. Всё, что человечество узнало о морали за тысячи лет, не имеет никакого смысла. «…Теперь такое время, что «подгнило что-то в датском королевстве», страшные философы попрятались…», — пишет Дольник [1, с.194]. Но, как ни парадоксально, философское учение о морали разработал такой же, как он сам, критик философии, — Иммануил Кант. Не случайно его труд о морали называется «Критика практического разума». В нём Кант скептическим умом разбирает философские теории морали, зачастую полные ложного прекраснодушия, иронизирует над ними и приходит к выводу: мораль имеет место быть только там, где (1) есть всеобщий закон поведения (2) осознанное отношение индивида к закону (3) желание индивида, чтобы именно его образ действий стал примером, возведённым во всеобщий закон. Если хочешь, чтобы общим законом стал каннибализм, подай пример: умри высокоморальным человеком на вертеле. Не хочешь? Желай получше. Мораль — это не «плохо» и «хорошо», не «добро» и «зло». Это то, что вообще не имеет модальностей, это категорический императив, основанный на осознанном отношении. У Дольника мораль — это то, что «хорошо» согласно его представлениям. (Подобное понимание морали выглядело пошлым уже в те времена, когда появилось «золотое правило нравственности», т.е. более 20 веков назад). Он не приводит в качестве морального поведения пример, когда самка богомола убивает самца после спаривания, примеры тщательно подобраны. Он называет «морально-этическими правилами», когда собака не ест «пищу, которую может найти» или «не справляет нужду в доме» [1, с.110]. Раньше это без проблем объяснялось условным (в первом случае) и безусловным (во втором случае) рефлексами. Взрослея, собаки сами перестают «делать» в доме, потому что выделения нужны им в качестве меток на улице. Удивительно, что биологи, назвавшись этологами, начали массово отвергать естественные биологические механизмы и, по сути дела, «переделываться» в философов, которых сами поругивают. Внешне это направление выглядит как избавленное от философских спекуляций биологическое объяснение сложных явлений человеческой психики. На деле это кризис биологии, потому что эти «биологи» отказываются от биологических механизмов, привлекая мораль вместо рефлексов для объяснения поведения животных, а потом переносят эти кальки обратно на людей. Вначале очеловечивают животных, потом зоологизируют людей. В логике такое мышление называется «порочным кругом». Кроме того, забывается «бритва Оккама». Поведение муравьёв имеет биологические объяснения. Первое: чтобы не привлекать других муравьёв, трупы надо зарыть, если каннибализм у данного вида муравьёв отсутствует. Другое объяснение: часть трупов употребили в пищу, остальные зарыли, чтобы съесть позже (ферментированный белок муравьи едят охотно). И т.д. Мораль здесь, — «лишняя сущность».
Ценность каждой науки заключается в том, насколько она способна объяснять явления, которые она изучает, на базе собственных принципов. Биология, отказавшаяся от собственных принципов, теряет статус специальной науки, перерождается в вульгарную философию, объясняющую поведение животных в заимствованных из другой области знания терминах. Если входишь в «запретные сады философии», как В. Дольник называет свой теоретический экскурс, необходимо помнить, что законы логики, взрощенные в этих садах, обязательны для всех.
Кроме перечисленных выше алогизмов, следует указать ещё на одну ошибку: логика не допускает, чтобы один вид сравнивался со всеми с целью отождествления, потому что каждый раз меняется основание (ошибка подмены основания; в жизни эта логическая ошибка называется жульничеством, когда, например, правила меняются в ходе игры). Когда доказывается, что человек ничем не отличается от муравьёв, у которых есть коллективизм, мораль, труд; от львов (прайд, похожий на мусульманскую семью); от павианов (ходят строем); от аистов (моногамия); от бурундуков (делают запасы) и т.д., — то по факту доказывается обратное: человек совершенно исключительный вид. У него нет видовой специфики, он ведёт себя по меркам любого вида. Специфика человека, как биологического вида, заключается в отсутствии специфики, в универсальности. Его сравнивают с сотнями видов и везде он оказывается «свой». Человек подобен муравью? Да. Его много раз отождествляли с муравьём даже в детской литературе. Человек подобен льву? Да. Его отождествляли со львом, начиная с Шумера. Далее следим за логикой. Если А подобно В и если А подобно С, то С должно быть подобно В. Но этого в нашем примере нет: лев муравью не подобен ни по одному из оснований сравнения (семья, социальные связи, гендерные отношения, иерархия, способ добычи еды, характер освоения территории и т.д.). Человек в разнообразии своих проявлений по всем этим основаниям подобен и льву и муравью. Отсюда логически следует, что нельзя делать сравнения, которые делает Дольник. Человек, — это микрокосм, в нём явлена бесконечность, которую нельзя сравнивать с конечными величинами. В качестве метафоры (учитывая, что «метафора расщепляет референцию», — Рикёр), это можно делать в художественной форме, но в науке нельзя, ибо между бесконечным и конечным есть качественная граница и нет референции.
Человек может быть сравним с любым видом, даже с таким экзотическим, как богомол. Амазонки, подобно самкам богомола, убивали пленных мужчин после совокупления. (Интересно, назвал бы биолог такое поведение «моральным», если бы оказался на месте мужчины?). Перебирая все виды, вы не найдёте такого, который было бы невозможно сравнить с человеком. Абсолютно все виды, начиная с вирусов, проникающих в клетки с использованием всякого рода «троянских коней», сравнимы с человеком по поведению. Тексты эпидемиологов, инфекционистов напоминают сводки с театра военных действий: используется лексикон, характерный для штабов. На базе сравнений с вирусами можно написать книгу о людях, и не одну, потом переключиться на бактерий, которые, оказывается, даже голосовать умеют [4, с.266]. И так вплоть до китов. Всем можно приписать и аморальность и мораль, потому что даже вирусы бывают «хорошими», — в качестве переносчиков генетической информации: не было бы вирусов, не было бы и нас. У них даже взаимопомощь есть. Амёбы способны жертвовать собой ради общего дела [4, c.308]. Чем не мораль?… Если взять только один поведенческий кластер, например, тот, который этологи называют «ритуалом ухаживания», мы и здесь столкнёмся с ограниченностью животных и бесконечностью человеческой природы. Сколько «историй любви» можно рассказать из жизни любого вида животных? Одну. Уже вторая будет повторением (например, любовная история из жизни кур или шимпанзе). Человечество знает бессчётное количество различных историй и конца им не будет, пока существует наш вид. Можно смело утверждать, что человечество кончится, когда будет рассказана последняя история любви.
Более того, природа человека шире всего, что можно наблюдать среди животных. Например, будучи социальным животным, человек может добровольно уйти в отшельники, чего никогда не бывает с другими социальными животными. В. Дольник избегает примеров, доказывающих невмещаемость человека в биологические рамки, но при этом всё-таки задаётся вопросом: «…Почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы? Неужели и у других животных такая же сумятица? Оказывается, нет… Разгадку этого парадокса нашёл в конце 1940-х годов наш замечательный соотечественник генетик С. Н. Давиденков… В самый разгар биологической эволюции случилось невиданное: человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора. Незавершённым, недоделанным. И таким остался навсегда» [1, с.189]. На самом деле, это открытие не генетика, это тоже философия. Это идеологический вброс немецкого философа А. Гелена, члена НСДАП, сделанный в 1940 г. в развитие ницшеанского тезиса «человек — это то, что должно преодолеть» [6]. В 1948 г. Давиденков, разумеется, не мог дать на него ссылку. Допустим, мы абстрагируемся от запятнавшей себя идеологии улучшения человечества, будем считать данный тезис чисто философским. На понятийном поле философии его можно обсуждать. Но можно ли считать его специально-научным? Где критерии завершённости или незавершённости, если видовое разнообразие постоянно меняется в ходе глобальной эволюции? Философ может породить некую идею и вбросить её для обсуждения, но биолог не может принимать её на веру, он должен дать ей обоснование, ввести в понятийный аппарат биологии, прежде, чем использовать в качестве аргумента. Где критерии? Существуют тысячи видов, отнесение которых к тому или иному роду спорно ввиду их переходности, например, большая панда. Эволюция — это процесс, который никогда не завершается, в нём нет субстантивов, все виды — транзитивны, поэтому само понятие «вид» в биологии считается относительным. На свете много социальных животных. Они подпадают под тезис Гелена? Каким образом? Где примеры, механизмы? Характерный случай: пренебрежительно относящиеся к философии учёные, как правило, попадают в тенёта плохой философии.
Вышесказанное относится к двухтомному произведению доктора биологических наук, ведущего научного сотрудника Палеонтологического института РАН А. В. Маркова под общим названием «Эволюция человека» (2011). Первая книга — о морфогенезе, вторая — о психогенезе. Обе представляют собой компиляцию зарубежных публикаций постсоветского периода, своего рода «нарезку». В каждом отрезке реферируется какая-нибудь публикация, сопровождаемая авторскими комментариями, в которых и выступает концепция. Основной тезис концепции Маркова в первой книге следующий: «…Человек не произошел от обезьяны – он ею как был, так и остался» [3, с.36]. Во второй, которую будем анализировать здесь, последовательно проводятся три идеи. Во-первых, Марков утверждает тезис о материальности мысли, по сути дела, не признавая психофизическую проблему, над решением которой учёные бились, начиная с Декарта [4, с.130]. Во-вторых, провозглашает тезис «Я пользуюсь словами «психика» и «душа» как синонимами. Просто не вижу разницы» [4, с.17, примечание]. Отсюда следует отождествление морали и других «душевных» качеств человека с биологическими. В-третьих, Марков пытается доказать, что между интеллектами обезьян и человека качественной разницы нет. В отличие от Дольника, Марков не ограничивается этологией, он привлекает массу данных из областей нейробиологии и генетики, я читал его книгу с благодарностью, как свод знаний, не соглашаясь с автором практически ни в чём, потому что книга полна противоречий, алогизмов, типичных для всех биологизаторских концепций, тривиальных знаний, подаваемых, как принципиально новые.
Удивительно, как авторы биологизаторских концепций оказываются неспособны понять природу морали. Они постоянно путают её с эмоцией сочувствия, — и ломятся в открытую дверь. Например, Марков пишет: «Традиционно считалось, что мораль и нравственность проистекают из здравого осознания принятых в обществе норм поведения, из выученных в детстве понятий о добре и зле. Однако в последние годы получен ряд фактов, свидетельствующих о том, что моральные оценки имеют не только рациональную, но и эмоциональную природу» [4, с.146]. Сомневаюсь, что найдутся другие люди, которые не знали этого до 2011 года. Впервые об этом сказано в «Бхагаватгите», где Арджуна отказывается от битвы, преисполнившись сочувствия к воинам, в том числе к врагам, а Кришна его вразумляет, взывая к долгу. Почти тридцать веков этому эмоциональному морализаторскому диалогу. Как нечто принципиально новое мы узнаём от Маркова: «Недавно американские психологи и нейробиологи сообщили о важном успехе в деле изучения материальной природы морали и нравственности…» [4, с.146]. Далее в главе, которая называется «В поисках органа нравственности» рассказывается о серии экспериментов с шестью больными, имеющими двустороннее повреждение вентромедиальной префронтальной коры. Например, им давалось задание на выбор: убить одного человека, чтобы спасти несколько. В такой личной моральной ситуации указанные больные давали положительные ответы в два раза чаще, чем здоровые люди. На базе этой статистики (шесть человек!) делаются глобальные выводы. «По-видимому, — пишет Марков, — ВМПК необходима для «нормального» разрешения моральных дилемм…» [4, с.150]. Эти «новые» выводы правильны настолько, насколько давно известны, будучи выведены примерно семьдесят лет назад на базе тысячи лоботомий, когда больных избавляли от припадков, но они при этом теряли человеческие качества, в частности, сочувствие. Именно поэтому лоботомия была запрещена. Мораль связана с сочувствием, это известно давно. Но сочувствие не всегда связано с моралью. Когда по ТВ показывают девяностолетнего старика со слезящимися глазами, которого буквально волокут судить за истребление людей в концлагере, — он у многих вызывает сочувствие. Но эта положительная эмоция никак не связана с моралью.
В трактовке природы интеллекта мы наблюдаем алогизмы. «Разница между мышлением человека и других животных всё-таки в степени, а не в качестве», — пишет Марков. И на той же странице: «Даже в самых сложных своих достижениях шимпанзе всё-таки не превышает уровня 2 — 3-летнего ребёнка; это их потолок» [4, с.44]. Это ли не качественное различие? Дальше Марков сообщает о редкой популяции шимпанзе, умеющих колоть орехи: «Если шимпанзе из Боссу не научился колоть орехи до пяти лет, то не научится уже никогда. Бедная обезьяна будет до конца дней с завистью смотреть на соплеменников, ловко колющих орехи, но так и не сообразит, в чём же тут секрет» [4, с.70]. Но человек обучаем в любом возрасте. Разница огромна и это качественная разница, потому что психика человека имеет внутренний источник движения, а психика обезьян — нет. Рефлекторная психика не обладает жизнью в себе, она подпитывается внешними стимулами. Прошло время, когда восприятие ещё было острым, — и шимпанзе уже не может научиться колоть орехи, даже наблюдая это действо сотни раз.
«В целом интеллектуальное развитие человека и шимпанзе остаётся более или менее сравнимым примерно до трёхлетнего возраста. После этого развитие шимпанзе резко замедляется, и люди начинают их стремительно опережать», — пишет Марков [4, с.73]. Как можно после этих фактов утверждать, будто качественной разницы нет? Это же просто непоследовательно и нелогично. Эти «три года» уже стали мантрой всех «научных» биологизаторских концепций: этологических, бихевиористических, социобиологических. С одной стороны, все прекрасно понимают, что развитие, сравнимое с развитием трёхлетнего ребёнка — это предел для самых умных обезьян. С другой стороны, именно эти «три года» являются аргументом в пользу тезиса, будто различия только по количеству, а не по качеству. Учёные как бы не видят порог, не понимают его причину, которая заключается в следующем. В три-четыре года у нормальных детей происходит великое событие: просыпается самосознание, т.е. рефлексия на себя самого. У ребёнка появляется «Я», которое он яростно отстаивает, становясь эгоцентриком (Пиаже). У него начинается «жор» познания, он неустанно задаёт вопросы, не удовлетворяется ответами, перебивает, задаёт новые вопросы, комментирует, иногда совершенно беспредельно. Зачастую сводит несводимое, порождая ошеломляющие парадоксы, заставляющие думать, что каждый ребёнок — гений. Ни у одной обезьяны ни в каком возрасте не наблюдался когнитивный взрыв. У них до определённого возраста медленно нарастает способность к рефлекторному усвоению навыков, потом постепенно ослабевает. Пример, — шимпанзе из Боссу. Разве это не качественное отличие?
Этот «почемучка» становится стихийным творцом языка, порождает новые слова и словосочетания, а материнским языком овладевает практически мгновенно. В языке он делает алгоритмические ошибки, например, говорит «могет» вместо «может», потому что, зная слово «могу», он сам производит другие слова на его основе. Ни к чему этому не способна обезьяна, хотя то и дело приходится читать: некую обезьяну научили безошибочно складывать из букв некоторое количество слов и это, мол, доказывает, что у неё есть интеллект «ничем не отличающийся от детского». Но в данном случае критерием интеллекта является как раз ошибка. Ни одна обезьяна не сможет сама образовать «могет» от «могу», даже если у неё будет десять жизней. Она будет безошибочно складывать рефлекторно усвоенные слова. А мозг ребёнка вычленил алгоритм языка и уже сам творит язык. В нём заработал «внутренний движок», который можно назвать хотя бы и «душой», которая была, но до тех пор, пока не было саморефлексии, не включалась в работу. Если до пробуждения самосознания ребёнок познавал мир преимущественно рефлекторно и поэтому не опережал животных, то теперь рефлексы ушли на второй план, началось познание сознанием, — ведь саморефлексия и есть сознание.
Симптоматично, что по поводу самосознания Марков ничего сказать не может. На трёх страницах приводятся разные мнения и собственные суждения на заявленную тему «Что такое самосознание», а в итоге говорится: «Но это знание не сильно приближает нас к пониманию того, откуда берётся «Я» [4, c.263, 265]. Симптоматично, потому что вопрос о самосознании — это красная черта для авторов биологизаторских концепций, которую они не могут перешагнуть, поэтому, как правило, избегают (например, В. Дольник). А. Марков поступил честно, подняв эту тему, чтобы сообщить, что в западных публикациях ответов нет, и он сам не может что-либо предложить существенное для решения данного вопроса, — главного вопроса антропогенеза.
«Мы уже писали о том, что наше мышление далеко не универсально, что мы уступаем, например, сойкам по способности запоминать точки на местности, а крысам — по умению находить выход из лабиринта», — пишет Марков со ссылкой на этолога Резникову [4, c.25]. Очередная наивная путаница, ибо универсальность и сверхразвитие отдельных способностей, — это не только не одно и то же, это взаимоисключающие явления. Мы многим животным уступаем в отдельных психофизиологических способностях, особенно в том, что касается ощущений. Все животные без исключения специализированы, и эта специализация развила одну или несколько способностей. Универсальность не означает «самый лучший во всём». Невозможно быть адаптированным лучше всех абсолютно ко всем биологическим нишам. Наоборот, слишком глубокая специализация породила бы не сапиенса, а ещё один вид животных, и только. Человеческий интеллект универсален, потому что, используя его, человек может конкурировать с сойкой в ориентации, с крысой в лабиринте, а вот сойка с крысой конкурировать не могут. Сойка в закрытом сверху лабиринте вообще не станет искать выход, будет биться о стены в одном месте, пока не погибнет. Крыса, поднятая в небо, например, на воздушном шаре, потеряет все ориентиры и только на земле начнёт ориентироваться снова. Человек в воздухе ориентиры не теряет, он различает и запоминает точки на местности, хотя, конечно, хуже, чем сойка, и в лабиринте станет искать выход, хотя, возможно, менее успешно, чем крыса. Выше мы говорили о том, что сравнения человека с животными с целью отождествления страдают логическими пороками, добавим ещё один. Человек универсален, а это характеристика бесконечности. Отсюда: все сравнения человека с животными страдают логическим пороком, называемым «дурная бесконечность». Это всё равно, что сравнивать физику твёрдого тела и квантовую физику, которая является физикой бесконечности. Это две разные физики. Невозможно опровергнуть квантовую физику примерами из ньютоновой, это будет «дурная бесконечность». Сведение квантовой физики к ньютоновой, — это даже не редукционизм, потому что такое сведение невозможно в принципе, возможно только отрицание квантовой физики. Точно также невозможен редукционизм в форме сведения человека к животным; возможно отрицание человека.
Книга Маркова «Обезьяны, нейроны и душа» очень познавательна, если не хочешь узнать о её предмете самого интересного, а хочешь лишний раз услышать, что «…у животных в той или иной форме обнаружены многие — чуть ли не все — аспекты мышления и поведения, которые традиционно считались «чисто человеческими» [4, с.17]. Вот именно: у тех или иных животных в той или иной форме. Только животным несть числа, а человек един во многообразии, поэтому данные уподобления не являются доказательством, будто «непреодолимой пропасти между человеком и другими животными в сфере психологии нет…» [4, с.17]. Наоборот: чем больше подобий, тем непреодолимей пропасть. Авторы биологизаторских концепций опровергают себя сами по-детски. Каков ответ на вопрос, вынесенный в заголовок? Не уверен, что узкая специализация сама по себе может служить оправданием подобных провалов мышления в духе Ортега-и-Гассета. Можно быть узким специалистом и иметь при этом достаточную общекультурную базу. Сказывается копирование не лучших сторон англоамериканского бихевиоризма.
Литература
- Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы. — СПб.: Петроглиф, 2009
- Лоренц К.Оборотная сторона зеркала — М. : Республика, 1998
- Марков А. В. Эволюция человека. Обезьяны, кости и гены. — М.: CORPUS, Издательство «Астрель», 2011
- Марков А. В. Эволюция человека. Обезьяны, нейроны и душа. — М.: CORPUS, Издательство «Астрель», 2011
- Тинберген Н. Социальное поведение животных. М.: Мир, 1993
- Gehlen A. Der Mensch. Seine Natur und seine Stellung in der Welt.- Berlin, 1940
